Заключительный период древнепсковского искусства - XVII век,
Ю.П.Спегальский.
продолжение
Наряду с богатыми жилыми постройками, принадлежавшими псковским купцам, в современном Пскове сохранились остатки постройки, которая дает представление о домах посадских людей среднего достатка. Это так называемая подызбица на Никольской улице (теперь улица Гоголя). Она представляла собой деревянную избу из огромных бревен на каменном основании. К нашему времени от нее уцелело лишь каменное основание, на котором вместо избы стоит деревянный домик деревенского типа с тесовой обшивкой.
Подобные подызбицы в древности отличались одна от другой и размерами, и компоновкой.
Очень интересны одноэтажные каменные палаты— старейшая часть так называемого дома Печенко (улица Гоголя, 43). Это довольно крупное и массивное здание не имело подклетей. Клеть располагалась в том же этаже рядом с сенями. Все в этом здании говорило о том, что его хозяин еще совсем недавно жил в самых простых посадских хоромах. В доме кроме клети и сеней—передних и задних—была и повалуша, давно уже забытая богачами, но обычная для жилищ малосостоятельных посадских людей. У одного из ее торцов стоял стол, у другого, свободного,— печь, замечательная своим пышным растительным орнаментом и пестротой и яркостью расцветки. Внутристенная лестница вела из сеней в верхние деревянные хоромы.
В Запсковье на Школьной улице сохранилась очень небольшая постройка — так называемый «дом у Мешка» (дом № 24). При крайней миниатюрности он имел два каменных этажа. Нижний этаж служил складом, а верхний состоял из маленькой повалуши с крохотными сенцами.
Интересны палаты, стоявшие у церкви Георгия со Взвоза. При небольшой площади, нисколько не превышавшей площадь «дома у Мешка», они скомпонованы по образцу богатейших жилых построек в два этажа, причем каждый этаж имел сени посредине и две палаты по бокам, так что здание это является как бы в несколько раз уменьшенной копией палат в Вольчих ямах.
Характерные для этого периода богатые жилища — палаты вблизи Сокольей башни и дом Печенко (вторая, более поздняя его часть).
Оба здания двухэтажные с трехчастным планом. Нижний этаж в обоих зданиях складской, а второй служил для приемов гостей. По одну сторону холодных, неотапливаемых сеней помещалась столовая палата, по другую — потешная. Сени второго этажа и в тех и в других палатах были перекрыты сводами, а оба приемных помещения — деревянными потолками.
В доме Печенко из женской половины деревянного покоевого этажа внутристенная каменная лестница вела прямо во двор — свидетельство заботы хозяина о спасении семьи в случае пожара, а заодно и о том, чтобы хозяйка, которой полагалось встать раньше всех в доме, разбудить слуг и дать им работу, не тревожила при этом спящих мужчин. В зданиях этого нового типа над крыльцом уже не делали гульбища в виде навеса с легким ограждением, а рубили деревянную светлицу с длинным висячим балконом, который огибал ее с трех сторон. Гости, если их приглашали на гульбище, должны были подниматься в покоевый деревянный этаж. Вероятно, все же это не было принято и потому гульбище пристраивали иногда к крыльцу, делая и его каменным.
Хозяин дома Печенко, любитель и коллекционер редкостной заморской посуды и других произведений прикладного искусства (остатки их найдены в этом здании), отделил себе во втором этаже палат кабинет, в котором занимался делами и развлекался в обществе друзей. В этом помещении в 1927 году были найдены очиненные гусиные перья, чернильница и целая колода игральных карт западноевропейской работы конца XVI — начала XVII века.
Очень интересный памятник — палаты, принадлежавшие предположительно купцу Гурьеву (улица Красных Партизан, 10). Подсобное здание двора, стоявшее напротив палат, в котором внизу были каменные складские помещения, а вверху деревянное жилище для слуг, не сохранилось. Но сами палаты дошли до нашего времени сравнительно мало попорченными, хотя многие части и детали их скрыты под новыми заделками и штукатуркой. В этом здании не только сени, но и столовая палата были перекрыты сводами. Над сводами нашли остатки сгоревшего деревянного верха, среди которых оказались обломки печных изразцов XVIII века. Это свидетельство того, что в XVIII веке в деревянном этаже еще жили.
К крыльцу здания справа было пристроено каменное гульбище, а слева — небольшая комнатка, соединенная проходом со столовой. Крыльцо получилось не выступающим из объема палат, как было обычно до этого, а включенным в этот объем. Теперь такие крыльца принято называть встроенными.
Встроенное крыльцо и каменное гульбище во втором этаже были и у палат на Романовой горе, причем уже не в результате перекомпоновки и достройки, как в па-датах Гурьева, а изначально. Такая композиция крыльца потом в Пскове встречалась нередко. Возможно, что впервые она была выработана именно на гурьевской постройке.
Характерный памятник архитектуры XVII века — четвертые палаты Меншиковых, входящие в уже известный нам комплекс. Они представляли собой два дома, один из которых совсем небольшой, всего с двумя помещениями в каменной части. Это как бы двухквартирный дом XVII века. Он имел два крыльца. Еще лет 100 тому назад в нем сохранялись первоначальные изразцовые печи.
Последняя четверть XVII века характеризуется непродолжительным, но ярким расцветом псковской гражданской архитектуры. Есть основания предполагать, что начало ему положила постройка двора Трубинских на Запсковье, на улице Званице (теперь улица Леона Поземского, 22).
Более чем через полстолетия после создания палат Поганкиных псковские каменщики снова получили заказ на сооружение двора и палат «боярствующего» купца. Если внимательно сравнить оба памятника, то можно понять, какой путь прошла псковская гражданская архитектура за это время.
Не высотой и протяженностью, не непомерной массой кладки, а искусным сочетанием объемов, живописностью компоновки, мастерским использованием игры света и тени и фактуры разных материалов, тонкостью и изощренностью архитектурной декорации выделялось это здание из окружающей застройки. В творчестве псковских каменщиков здесь проявились те черты, которые получили такое отчетливое и сильное выражение в деревянной архитектуре XII—XIII веков и псковском каменном церковном зодчестве XVI века. Они исполнены жизнерадостной живописности и свидетельствуют об умении найти наивысшую красоту в наиболее практичном и удобном для жизни.
Палаты Трубинских интересно сравнить и со вторыми палатами Меншиковых. Очень много труда пришлось затратить каменщикам на наличники, украсившие, по желанию Меншикова, его палаты. И все же эти наличники с их многочисленными вытесанными и вырезанными замысловатыми деталями хотя и очень оживили палаты, но напоминают драгоценности, надетые на громоздкое, неуклюжее тело. Палаты же Трубинского были украшены весьма немногими, несложными в исполнении (хотя и требующими от каменщика мастерства) столбиками и бровками, но выглядели чрезвычайно богатыми, несравненно более уютными и приветливыми, чем меншиковские.
В палатах Трубинского, как и в Поганкиных палатах, приемные помещения располагались на двух половинах — мужской и женской. Но если в Поганкиных палатах трудно уловить разницу между обеими половинами и не сразу можно догадаться, какая из них была женской, а какая мужской, то в глубоко продуманном и проникнутом тонким практическим и эстетическим чутьем архитектурном решении палат Трубинского ясно проступает назначение каждой их части.
Мужская половина, обращенная к улице, с большими сенями и парадным крыльцом состояла из столовой палаты, где, по-видимому, пировали все обычные гости, малой палаты—для избранных гостей и располагавшейся через сени потешной палаты. В общей столовой палате вдоль стен, как всегда около окон, тянулся стол «глаголем» (в виде буквы «Г» в плане). У стены, отделявшей палату от сеней, с одной стороны входной двери стояла изразцовая расписная печь, а с другой висел большой киот с иконами. Небольшая дверка рядом с печью вела в погреб, откуда слуги во время пира выносили вина и дорогие закуски. Рядом с этой дверкой была дверь в палату для особо почетных гостей.
Особая палата была намного меньше общей, но такая же, как она, светлая, с такими же большими окнами. В ее торце двумя арками со столбом отделялась часть помещения, повышенная на одну ступеньку. В левом пролете поблескивала изразцовая печь, а в затененной глубине была дверь на лестницу, через которую к гостям выходили из верхних покоевых помещений представительницы женской части семейства Трубинского.
Как известно, на Руси в старину у богатых людей был такой обычай: когда нужно было принять гостя с особенным почетом, к нему выходила жена хозяина дома или кто-либо из ближайших родственниц в самых нарядных одеждах, с чарой вина на красивом серебряном подносе. Строитель палат Трубинского сделал все для того, чтобы выходившие к гостям женщины и их богатые наряды были представлены в наиболее выгодном виде: они появлялись перед гостями на затененном фоне, освещенные из окна мягким боковым светом.
Но не только об этом позаботились каменщики. У нижней площадки лестницы, соединявшей жилой верх с палатой, рядом с окном, освещавшим лестницу, они устроили небольшой закоулочек для того, чтобы там, никому не мешая и не попадаясь на глаза, сидел слуга, наблюдавший во время приема гостей за проходом. Женщинам полагалось выходить к гостям только тогда, когда приказывал хозяин, и, очевидно, кто-то должен был следить за тем, чтобы они не сходили к гостям, когда им вздумается, так же как и за тем, чтобы никто из гостей не мог пробраться без разрешения наверх.
Столовая палата жены Трубинского была меньше, сени совсем небольшие, а вход в них далеко не столь парадный и внушительный, как на мужской половине. Палату украшали изразцовая печь и большой киот; так же как и у мужчин, у двух стен с окнами «глаголем» располагался стол. Однако сообщения с винным погребом эта палата не имела. Вина могли подавать в нее лишь по распоряжению главы дома. Это вовсе не свидетельствует о какой-либо особой строгости Трубинского,—таково было общепринятое правило, четко сформулированное в «Домострое», где предписывалось «отнюдь ни которыми делы» не допускать женщин к бесконтрольному пользованию винным погребом.
Женская потешная палата отличалась от мужской большей обширностью. Судя по соотношению площадей палат этого здания, гости мужского пола либо предпочитали сидеть в столовых палатах, либо веселиться в обществе женщин, а не в мужской потешной палате. Это, видимо, допускалось, и, быть может, именно поэтому женская половина приемного этажа палат не соединялась с верхом, чтобы отсюда кто-либо из гостей не мог пройти в покоевые помещения.
Палаты были скомпонованы заодно со всеми постройками двора, его оградой и воротами. Весь двор представлял собой единое архитектурное произведение, художественно законченное во всех своих деталях — до последнего гвоздя, до последней черепицы.
Из других зданий этого периода до XIX века сохранялся лишь двор купца Ямского с палатами (б. улица Володарского, 14). Построенные несколько позднее палат Трубинского, они более совершенны по композиции и декоративной обработке. К сожалению, до нашего времени палаты Ямского не уцелели, и о них приходится только упоминать. После того как палаты горели в 1856 году, их так и не покрыли крышей, а через несколько десятков лет сравняли с землей. Теперь существуют лишь их остатки и подсобное здание двора.
Сложной внутренней планировкой отличаются палаты Постникова (улица Олега Кошевого, 2). Это громоздкое здание, в формах которого чувствуется влияние немецкой архитектуры (быть может, переданное в Псков через Прибалтику),— последнее богатое жилое здание XVII века в Пскове. Оно замечательно тем, что впервые покоевые помещения в нем были построены из камня. Верхний каменный этаж этого здания — не что иное, как былые деревянные спальные горницы, воспроизведенные в камне.
Интересная деталь здания — переговорное устройство в виде канальца, который соединял сторожку, находившуюся при крыльце, с сенями самого верхнего этажа. Видимо, сторож наблюдал за двором и сообщал наверх о происходящем, например, о появлении в воротах гостей.
В XVII веке в Пскове строилось много каменных зданий производственного и торгового назначения: палаты гостиных дворов, лавки, клети, амбары, здания снетосушильных, кожевенных и иных заводов. Нередко они были очень интересны в архитектурно-художественном отношении. Об этом свидетельствовали остатки кожевенных заводов на реке Пскове, остатки немецкого гостиного двора на Завеличье и другие здания, которые ныне уже не существуют.
К концу XVII века площадь Старого торга украсили каменные здания административного и оборонного назначения: Приказная стрелецкая палата, Палата площадных подьячих и Приказные дьячьи палаты. Из них сохранились лишь последние. В настоящее время производится их реставрация. Посреди площади стоял монументальный каменный шатер на шести столбах, под которым были укрыты от дождя большие пищали (пушки). Мелкие орудия хранились под каменным навесом в виде аркады на столбах, пристроенной к южной стене Довмонтова города. Каменными зданиями украсился большой гостиный двор посреди Нового торга. Каменных гражданских построек в Пскове стало больше, чем когда-либо до этого, и некоторые из них были очень крупными.
Но все же фоном для каменных дворов и палат по-прежнему служила деревянная застройка. Масштаб обычных рядовых дворов с XVI века не изменился, это были в основном одно- и двухэтажные невысокие постройки, иногда на каменных подызбицах, с деревянными галерейками и крыльцами, небольшими деревянными подсобными строениями, деревянными оградами и воротами.
Новых церквей в Пскове в XVII веке строилось очень мало: при обилии старых в них не было нужды. Но заброшенные в годы запустения города, простоявшие десятки лет без покрытий, обветшавшие старые церковные постройки перестраивались и переделывались почти все без исключения, нередко коренным образом.
В конце века был разобран до основания и Троицкий собор. Долгое время до этого он был как бы зеркалом тех изменений, которые происходили в архитектуре Пскова. Его первоначальные свинцовые криволинейные покрытия по сводам через 100 лет после постройки (в 1465—1467 годах) были сменены на прямоскатные, обитые железом. В конце XV—XVI веке собор обстроили приделами, притворами и галереями, украсили дополнительными главами, а его старую главу покрыли позолотой.
Но в преддверии XVIII века на его месте построили совершенно иное здание, отразившее в своей архитектуре черты жизни не Пскова, а всей России конца XVII века. Это здание и сохранилось до наших дней. В нем все крупномасштабно и лаконично. Замысел его определен, как определялись распоряжения царских чиновников, безапелляционно—раз и навсегда и в общих чертах, не вникая в «мелочи». Даже о такой важной частности, как необходимость сперва возвести тяжелый, очень высокий четверик, а лишь после его осадки пристраивать к нему галереи и приделы, не подумали. Это привело к тому, что из-за разности в осадке по всему периметру собора вскоре прошли трещины и в связи с этим к нему были пристроены контрфорсы.
В соборе как нельзя лучше запечатлелось противоречивое суровое время начала царствования Петра I. Нижний ярус с галереями украшен поясами ширинок с изразцами и тяжелыми наличниками в духе «московского барокко», а выше — гладкие стены (вся лепка, украшающая их, выполнена в 1894—1895 годах) и ничем не украшенные окна. Барабаны обработаны уже в духе ранней петербургской архитектуры.
Из вновь построенных в XVII веке храмов кроме Троицкого собора до нас дошли церкви: Ильинская на Запсковье (1677), Николы от Торга (1670-е годы), Одигитрии на Печорском подворье (1685), Стефановская в Мирожском монастыре (самый конец XVII века).
Ильинская церковь (улица Леона Поземского, напротив дома 17а) построена в духе старых традиций псковской архитектуры. Церкви же Николы и Одигитрии отражают усилившееся влияние общерусских приемов. Впрочем, этими приемами пользовались в. Пскове по-своему. Декоративные боковые главы пятиглавого верха поставлены не по углам четверика, а по осям его, сохранены некоторые старые псковские особенности в обработке. У храма Николы устроена двухпролетная звонница.
Очень интересной в художественном отношении и своеобразной постройкой была церковь Одигитрии на Печорском подворье, которую мы теперь видим в развалинах. Предназначенная для украшения не только самого подворья, но и всего западного фасада города, она была скомпонована со сказочной декоративностью. Огромная величина ее средней главы подчеркивалась сравнительно небольшими боковыми главами, а еще более — девятью главками колокольни.
Церковь вся пестрела изразцовыми украшениями, а стены ее, выкрашенные яркой желтой охрой, горели и светились на фоне голубовато-серой деревянной застройки и белых каменных зданий с падающими на них синими тенями. Купола ее были покрыты блестящей зеленой керамической чешуей. Этим зданием, казалось бы непсковским по его общим формам, был продолжен старый псковский градостроительный прием: вводить в архитектурный пейзаж доминанту—яркое пятно, контрастирующее с основным фоном и сверкающее на нем всеми своими красками.
В прикладном искусстве и в живописи Пскова XVII века уже ничего не осталось от былой самобытности. Если в них порой и встречались интересные местные особенности, то это были проявления творческой индивидуальности отдельных художников, а не особые псковские черты. Но и в XVII веке псковские иконники и мастера прикладного искусства славились своим мастерством. Русь продолжала пользоваться их услугами. Известно, что в 1660 году псковских иконописцев вызывали для работы в Москву.
Изучение псковских керамических изделий, в частности изразцовых печей второй половины XVII века, показывает необыкновенное богатство способов их украшения, очень широкий набор цветов полив и эмалей, часто необычность орнамента — то сочность и пышность его, то удивительную изысканность. И в новых условиях, когда архитектура и искусство Пскова стали развиваться в общерусском русле, псковские ремесленники показали свою исключительную талантливость, свежесть и силу своего ощущения красоты.
Спегальский Ю.П.
Сокровища древней архитектуры # Достопримечательности Псковской области. Л., 1987.
#
|
