Выбуты - родина княгини Ольги. Фотоальбом этих мест. 

На самом берегу р. Великой в Выбутах стоит церковь Св. пророка Илии. Дата строительства Ильинской церкви неизвестна. По архитектуре её можно отнести к 15 веку. В Третьяковской галерее имеется образ Ильи из церкви в Выбутах, который датирован 13 веком. Фотоальбом этих мест.

ОБ ИКОНЕ "ИЛЬИ ПРОРОКА В ЖИТИИ" 
XIII ВЕКА ИЗ ВЫБУТ

Житийная икона Илии пророка - самая древняя икона псковского письма. Этот памятник стоит у истоков местного иконописания. Одновременно эта икона - самый ранний пример обращения русских иконописцев к образу великого пророка и освоения ими композиционного типа житийных икон. Говорить сразу об иконе из Выбут было бы не совсем логично, потому что, несмотря на то, что это самая уникальная и ранняя иконография на данный сюжет не только в псковском, но и во всем древнерусском искусстве, уже в раннехристианскую эпоху сложился другой тип изображения пророка Илии, получивший повсеместное широкое распространение. Речь идет об основанном на ярчайшем сюжете из Св. Писания самом кульминационном моменте в жизни пророка - истории восхождения на Небо, восхищении его силою небесною в огненной колеснице, в огненной купине, которую видел и другой пророк, Моисей, на той же самой горе Хорив. По высшему промыслу, Илия, подобно неопалимой купине, остается нетронутым жаром объявшего его пламени. Оба пророка имеют тесное отношение к главной теме Ветхого Завета - теме союза между Богом и Его избранником. Это два самых чтимых ветхозаветных пророка, жизнь и деяния которых особенно часто преобразовательно проецировались на новозаветную историю ("Благодать Нового Завета таинственно сокрыта буквой Ветхого Завета"), поэтому в христианском искусстве уже на его заре встречаем их изображения. Уступая сцене "Вознесение Илии" в древности и популярности, композиция "Кормление Илии вороном", к которой восходит и рассматриваемая нами - "Илия пророк в пустыне", формируется гораздо позже, в XII веке. 
Нет ничего удивительного в том, что уникальный древнейший памятник иконописи этого сюжета является в то же время самым ранним псковским. Псковские мастера вплоть до конца XVI в. будут изумлять современников своим умением пользоваться достижениями иконописного дела всего греко-православного мира, своим талантом "богословствовать в красках". 
Икона из Выбут принадлежит сейчас Третьяковской галерее. Она попала туда в 1928 году, когда на псковскую землю приехали из Москвы представители тогдашней науки из реставрационных мастерских им. Грабаря, и вывезли с целью реставрации много памятников иконописи. Дать вторую жизнь нужно было и иконе из Выбут, т.к. она сильно обветшала, имела много повреждений. С одной стороны, можно сожалеть, что икона не осталась в Пскове (так уж случилось, что многие наши памятники, и не только иконы, попали в Москву и Ле­нинград), но с другой стороны, неизвестно, что сталось бы с этой иконой, потому что была война, и сохранилась бы икона - тоже вопрос. 
Итак, если рассматривать иконографию пророка Илии (т.е. какие существуют его изображения вообще, и в иконописи в частности - на какой мотив сюжета, т.е. как они варьируются, как между собой сосед­ствуют - как совмещаются события жизни пророка Илии, которую читаем в Книге Царств), то можно выяснить, какое изображение появилось раньше, какое позже. В основе всех сюжетов житийного цикла ле­жит Св. Писание, богослужебные тексты и древнее церковное предание - апокриф, некоторые сведения из которого вошли позже в Четьи Минеи митрополитов Макария и Димитрия Ростовского. 
Наименование - "Огненное восхожде­ние пророка Илии" появилось только в XVI в., а сам сюжет встречается уже в раннехристианском искусстве. В службе на пророка Илию (20 июля) вы слышите все деяния его подвижнической жизни: когда он обличает Ахава, затворяет словом небесные капли, вызывает дождь, уничтожает валаамовых пророков, спасает от смерти сына вдовицы. Всякая икона святого показывает, в чем заключалась его земная деятельность, которую он обратил в духовный подвиг. И все подвиги жизни пророка Илии находят свое кульминационное воплощение в композиции "Вознесение". Это триумф всей праве­ной жизни пророка (поскольку он считает­ся еще и одним из основателей монашеской, аскетической, подвижнической жизни). В иконописи кульминация запечатлена в вихре огня, которым завершается подвиг его, когда Господь в награду своему верному ревнителю, своему верному слуге дарует жизнь вечную, нетленную. Так в иконе получила новое подтверждение идея преемственной связи Ветхого и Нового Заветов. Ведь еще только один пророк был взят жи­вым на Небо - это Енох. Во всем святоотеческом Писании, в церковных преданиях проводится такая параллель: Енох, Илия, Иоанн Предтеча и Христос. Все они служили тому, чтобы повернуть лицом к Богу от­павшую, грязную часть общества, которая никак не хотела признавать Бога, но которому так ревностно служил и верил Илия. 
Когда складывалась иконография "Вознесение", она соответствовала понятию ветхозаветного Божества. В громе, молниях, землетрясениях являлся грозный Бог Яхве. И Илия всегда изображается на красном фоне. В данном случае: и конь красный, и купа огня красная (псковская икона "Вознесение Илии" XVI в. из Иоаннопредтеченского собора, в ГИМ в Москве). Вознесение пророка Илии понималось как прооб­раз идеи Нового Завета - идеи Воскресения Христа, как символ Его будущего Вознесения, а его переход через Иордан трактовался как символ Крещения. По словам Е.Трубецкого, соприкосновение со здешним, земным планом существования в иконе подчеркивается упряжью его коней, уносящихся прямо в небо и той простотой и естественностью, с которой Илия передает из этого грозового неба свой плащ оставшемуся на земле ученику - Елисею. Отличие от языческого понимания неба сказывается уже тут. Илия не имеет своей воли. Он вместе со своею колесницей и молнией следует вихревому полету ангела, который держит и ведет на поводу его коней. 
Через какое-то время после того как утверждается эта иконография, появляется другая - "Кормление Илии вороном" (XII в.). Мы видим изображение пророка Илии, сидящего среди скал, спокойного, созерцательного. Это Илия, которого в пустыне кормит ворон, или по Св. Писанию -вороны (два ворона, но изображается все­гда один), и изображение это исполнено другого чувства - молитвенного, тихого. Здесь прослеживаются различные моменты Св. Писания, которые повествуют о том, как подвизался пророк в скитаниях по Синайской пустыне, взыскуя Бога (одни события как бы накладываются на другие). Сначала на неправедных израильтян пророк напус­кает засуху, словом затворяет небо (по слову Господню ему было это позволено и даровано), а сам на эти три года, пока не было дождя, уходит в пустыню и поселяется на горе Хорив, у потока Хорафа. "Хорив" в буквальном переводе означает "пустыня", "безводная". Такая пустыня была на Синайском высокогорье. Илии было сказано, что ворон будет приносить ему пропитание: хлеб и мясо. Это внешняя сторона события. Илия проводит время в молении, в горести, душа его страдает - он вынужден причинять беды и несчастья людям, животным, которые уже начинают вымирать. Страх, мрак и горе поселились на земле. И даже Господь, более милостивый, говорит Илии, что, может быть, нужно дать какое то послабление людям. Но и в скорби пророк говорит "Нет!". Таково ревностное его служение Господу: отпавшие от Бога люди должны покаяться! Илия принимает пищу от воро­на, и через вкушение поступает Благодать. Святитель Димитрий Ростовский так объясняет этот момент: вороны - птицы жестокие, относящиеся и к своему потомству же­стоко, но даже эти птицы приносят Илии пищу, чтобы он не погиб в пустыне, и, таким образом, они взывают к милосердию пророка. Богословие относит этот эпизод к прообразу евхаристическому. 
Частое упоминание пророка Илии в Евангельских текстах говорит об особой его значимости в новозаветной истории. Он уподобляется то Иоанну Предтече, то Самому Господу. Тропарь на день памяти Илии именует его "вторым Предтечей пришествия Христова". Пророк Илия изобра­жается обычно во власянице, препоясанный кожаным поясом, как пустынник и пророк. Так же внешне выглядел и Иоанн Предте­ча. У Святых Отцов Евагрия, Григория Нисского, Максима Исповедника объясняется, почему именно такая одежда, почему шкура, почему кожаное препоясание. Это древнейшая монашеская одежда: здесь все "мертвое", от убиенного животного; пояс по чреслам - символ аскетизма, умерщвления плоти. 
В сюжете "Вознесение" Илия пророк изображается со своим учеником Елисеем. Елисея Илия по слову Господню помазал на пророчество, когда он пошел и нашел Елисея, пахавшего поле, и накинул на него милоть, и призвал его к пророческому служению. Пошел за ним ученик его Елисей и все время ждал случая: он знал, как и другие пророческие сыны, о грядущем восхождении пророка Илии на Небо. Елисей го­ворит: "Я хочу, чтобы ты оставил мне мудрость свою вдвойне". И вот эта мудрость в образе милоти, за которую ухватился Елисей (в иконописи всегда так изображается, хотя по тексту писания она упала на него), как искра пламени, в котором вознесся Илия, как "искра Божия" падает на него -это пророческое вдохновение, пророческий дар, который оставляет Илия своему ученику на земле. Иногда этот момент трактуется, как ветхозаветный прообраз Богороди­цы, которая передает свой пояс апостолу Фоме. 
В шкуре - милоти (плаще, подбитом овчиной) часто видим мы пророка Илию на иконах, где он изображается единолично, с рукой благословляющей и пророческим свитком в руке, и, как часто на новгородских иконах, изображается пророк Илия на красном фоне. На красном, потому что он владеет стихией, повелевает молнией и громом. И еще это - победная киноварь, звенящая славой великому пророку. В дохристианские времена на Руси сложилась вера в Перуна, бога-громовержца. Отголоски этих верований перешли и на пророка Илию, поэтому на иконах народного плана особенно любили изображать пророка именно на красном фоне. О резком отличии от богов-громовержцев в поясном образе Илии хорошо сказал Е. Трубецкой: "Здесь поражает в особенности аскетический облик пророка. Все земное от него отсохло. Пурпуровый грозовой фон, которым он окружен, и в особенности мощный внутренний пламень его очей свидетельствуют о том, что он сохранил свою власть над небесными громами. Кажется, вот он встанет, загремит и низве­дет на землю огонь или небесную влагу. Но изможденный лик его свидетельствует, что эта власть - действие нездешней, духовной силы. В нем чувствуется все тот же полет влекущего и направляющего его ангела. Печать недвижного вечного покоя легла на его черты. И Божья благодать, и Божий гнев ниспосылается им не из посюстороннего неба, а из бесконечно далекой и бесконечно возвышающейся над грозою небесной сферы". 
Сюжет "Илия пророк в пустыне", где он вкушет пищу от ворона, несет интонацию аскетического странничества и скорбной уединенности. Он играет особую роль в понимании сущности того, что хотели сказать иконописцы на протяжении многих веков людям о мистической встрече души с горним миром. Здесь пророк погружен в молитву, и то, что сложилось это изображение в то время, когда появились зачатки исихии, молчальничества, распространенного среди монахов, в пустынях подвизавшихся, как нельзя более соответствовало представлению исихастов о ведении Слова, о "духовном делании". Они считали, что человек может совершенствоваться духом, обращаясь к молитве. Тогда человек может подняться до таких вершин, что в просветлении, в озарении непосредственно соприкоснется с Господом. И недаром пророк Илия присутствует при таком событии как Теофания (Богоявление). Он изображается в сюжете "Преображение", когда Иисус явился ученикам, и они пали ниц, ослепленные вспышкой Божественного, нетварного, нездешнего Света, который был Сам Господь. Он смог силою Своею восхитить из небытия нетленного Илию и от мертвых Моисея, которые на горе Фавор свидетельствовали Сущность Бога ("Аз есмь Свет миру..."). Голос Бога звучал и Моисею из горящей купины на горе Хорив на Синае, где мы позже увидим и Илию. Вот такое совмещение пророческих видений, связанных с утверждением Истины в Боге, связано и с изображением пророка Илии, и с понятием молитвы. Какими же средствами передается в иконе та духовная реальность, которую словесно описывают нам преподобные отцы? Напомним выразительные рассуждения на эту тему Л.А. Успенского. «Как в святоотеческих писаниях, так и в житиях святых мы часто встречаем свидетельства о свете, которым сияют лики святых в момент их высшего прославления, подобно тому, как сияло лицо Моисея, когда он сошел с Синайской горы, так что он должен был покрывать его, потому что народ не мог выносить это­го сияния. Это явление света икона передает венчиком или нимбом, который и является совершенно точным наглядным указанием на определенное явление духовного мира. Свет, которым сияют лики святых и который окружает их голову, как главную часть тела, имеет сферическую форму. "Представьте себе, - говорит Мотовилов о преображении на его глазах преподобного Серафима, - в середине солнца, в самой блистательной яркости его полуденных лучей, лицо человека, с вами разговаривающего". Так как свет этот, очевидно, прямо изобразить невозможно, то единственным способом живописно передать его и является изображение круга, как бы разреза этого сферического света. Нимб не аллегория, а символическое выражение определенной реальности, он - только иконографический атрибут, внешнее выражение святости, свидетельство о свете. И даже если нимб стирается и становится совершенно невидимым на иконе, она все же остается иконой и отличается от всякого другого образа: всеми своими формами, линиями и красками она указывает нам иносказательно, символически, на то внутреннее состояние человека, лик которого "паче солнца" сияет благодатным светом. Это состояние высшего духовного подъема и прославления настолько непередаваемо, что св. Отцы в своих писаниях ука­зывают на него как на полное безмолвие. "Когда молитва осеняется божественной благодатью, - говорит, например, епископ Игнатий Брянчанинов (XIX век), - вся [душа] увлечется к Богу неведомой силой, увлекая за собой и тело. У человека, рожденного к новой жизни, не только душа, не только сердце, но и плоть исполняется духовного утешения и блаженства - радости о Бозе живе". Или: "Непрестанною молитвою и поучением в божественных писаниях отверзаются умные очи сердечные и зрят Царя сил, и бывает радость великая и сильно воспламеняется в душе божественное желание неудержимое, причем совосхищается туда же и плоть действием Духа, и человек весь соделывается духовным». 
Другими словами, когда человек достигает того, то обычное рассеянное состояние, "помыслы и ощущения, происходящие от падшего естества", сменяются непрестан­ным молитвенным состоянием, и он сподобляется благодатного освящения Духом Свя­тым, все существо человека сливается воедино в общем устремлении к Богу. Совершается духовный подъем всего человеческого естества, и тогда, как говорит св. Дионисий Ареопагит, "все, что было в нем беспорядком - упорядочивается, что было бесформенным - оформляется, и жизнь его просвещается полным светом". В человеке водворяется "мир Божий, превосходяй всяк ум" (Фил. 4, 7), тот мир, который отмечается присутствием самого Господа. "При Моисее и Илии, когда являлся им Бог, пред величием Владычним во множестве служили и трубы, и силы, но пришествие Господа отличалось и обнаруживалось [...] миром, безмолвием и покоем. Ибо сказано: "Се глас хла­да тонка и тамо Господь" (3 Цар. 19, 12). А сим показывается, что покой Господень состоит в мире и благоустройстве". 
В псковской иконе пророк Илия изображен без ворона. (Единственная ранняя аналогия нашей иконе - фреска 1252 года в Мораче (Югославия). И этим нюансом еще больше подчеркнуто молитвенное состояние образа. В композиции минимум динамики, доминируют покой и благость. Это настроение хорошо соотносится со словами о молитве аввы Исаака Сирина: "В это время, в которое совершается молитвословие и моление перед Богом и собеседование с Ним, человек с усилием отовсюду собирает воедино все свои движения и помышления. То есть человек сосредоточен в себе, отсутствует движение, динамика, и оттого уразумевает он непостижимое, ибо Дух Святый по мере сил действует в нем и действует, заимствуя вещество из того самого, о чем кто молится, так что внимательностью молитвы мешается движение и ум поражается и поглощается изумлением и забывает о вожделении своего собственного прошения". 
Художник передал сложное психологическое состояние образа иконописньм языком. 
В псковской иконе есть масса деталей, которые подчеркивают глубокий философский смысл, вложенный псковским мастером в свое повествование, в свой рассказ в красках. Сидит пророк Илия, подняв голову к Небу, с просветленным лицом в обрамлении седых волос. Одеяние его не милоть, а хитон и гиматий, в которые одевался Спаситель (опять тема уподобления). Он сидит в пустыне безводной на горе Хорив, но пустыня производит впечатление праздничное, радостное. Это уже не та пустыня сухая и безводная, потому что слышит глас Божий Илия. И расцвела пустыня, и возрадовались холмы, взыскуя о правде Истины. Своей любовью к Богу напояет цветами пустыню пророк Илия. Здесь тишина. Сначала были молнии и гром. "Но не там был Господь" - сказано в Писании, а в дуновении тихого ветра, в "дусе хлада тонка". Илия как бы приподнял немного от колена руку, завел ее за голову, и будто бы прядь волос пытается отвести от уха, чтобы услышать этот глас. События здесь воспринимаются слухом и умом, а наименование Бога "Я есть Сущий..." как бы разлито в колорите этой иконы. Светлая радость единения с Богом распространяется на окружающий Илию мир. Холмы красноватые и голубоватые. В символике иконописи голубой цвет - символ Бога-Отца, красный цвет - Бога-Сына - Христа. Образ Бога Новозаветного вырисовывается как тихий, кроткий, душевно проникновенный, терпеливый, милостивый. Эта ипостась Бога-Сына просматривается не только в словах о струении тихого ветерка, но и в живописной трактовке иконы: голубой хитон оттеняет светлое теплое лицо Илии и его серебристые волосы, вся икона выполнена на серебристом фоне. Спокойна поза Илии, мощь и монументальность в фигуре. Сколько в нем силы и в то же время сколько доброты. 
Клейма всякой иконы постепенно раскрывают тему - рассказывают о лицах и событиях. Любая "житийная" икона строится по определенному канону: средник ее всегда зани­мает главное изображение - святой или какое-нибудь событие, а подробности читаются в клеймах. Клейма всегда повествовательны, иллюстративны, они больше сродни литературе. Икона - богословская книга, написанная кистью и красками. Словесный образ заменя­ется образом живописным, выраженным особым условным иконописным языком. Наиболее талантливые художники умели читать между строк, им удавалось изображать неизобразимое, как это сделал псковский мастер на на­шей иконе: он изобразил вслушивание пророка в дуновение ветерка, "в котором Господь", как в сокровенное звучание Голоса, т.е. познание Сущего. 
Рассмотрим клейма иконы - житийные рассказы. Вот ангел является во сне отцу Илии - Саваху. Ему было видение: прекрасные мужи в белом пеленают новорожденно­го Илию в огненные пелены и дают ему вкусить огнь, как пророку Исайе угль, пророческий дар. 
Другое клеймо - Савах своим сном делится с иереями. Этот апокрифический рас­сказ включен и в Похвальное слово пророку Илии, читаемое 20 июля. 
Дальше идут сцены обличения неправедных и целых три клейма уделены чуду с вдовицей. Это акт милосердия, наивысшего душевного полета пророка Илии. Пришел он по гласу Господню в Сарепт, когда везде уже был голод. Ему было сказано, чтобы пришел он к вдове, которая накормит его. Он пришел к этой женщине, а у нее нет воды, последняя мука и последнее масло, но он сказал ей: "Дай мне напиться и кусок хлеба". И по слову Илии, и по воле Господа неисчерпаемы были запасы хлеба и масла у этой вдовы. Но тут случается страшное - заболевает сын вдовицы, и она покорно говорит Илии: "Да, ты пришел наказать в моем лице всех неправедных, но ты отнял у меня единственного сына". И пророк Илия воскрешает сына вдовицы. Как сказано в писании: 
"Трижды наклонился Илия пророк над отроком и вдохнул в него жизнь". Псковский художник почти точно иллюстрирует сказанное, изображая Илию распростертым над отроком. Юный отрок потом стал пророком Ионой, тем самым, который был поглощен во чреве кита и который воскрес через три дня, явившись прообразом воскресшего Иисуса Христа. В богословской традиции получение хлеба от сарептской вдовицы ассоциируется с Евхаристией. 
В нижней части иконы клейма сохранились плохо. По их остаткам ученые установили, что здесь изображено Вознесение Илии. На других клеймах - наказание валаамовых жрецов, сюжет жертвоприношения. Илия сокрушил волхвов - "студные пророки посрамив" - опору коварной и развратной Иезавели, жены царя Ахава, и заколол их, не отступив от древнего Закона. 
Верхний регистр иконы занят изображением, которое почти не встречается в таких иконах, где есть житийные клейма, а в центре изображение святого. На иконе как бы три разные образа, три композиционные части: клейма - жизнь земная, средник - "Илия в пустыне" - рай земной и рай Небесный - Деисус. Здесь изображен Спаситель с предстоящими Богоматерью, Иоанном Предтечей, архангелами Михаилом и Гавриилом и апостолами Петром и Павлом. 
Это самый распространенный семифигурный Деисус, который уже существовал в XIII веке, но еще не в привычном для нас типе иконостаса, поскольку его тогда еще не было. Такие изображения писались на отдельных досках, которые в византийских храмах ставились на темплоне пред алтарем. Интересно, почему здесь появилось такое изображение, чем мы можем объяснить сочетание Деисуса с изображением пророка Илии? Если мы посмотрим на саму композицию, то можно заметить, что есть некая параллель, прямая линия, когда читается глубокая связь между пророком и Иисусом. Предтечей Иисуса был Илия. Деисус - фрагмент иконы Страшного Суда: когда говорится об эсхатологии, то есть о теме Страш­ного Суда, всегда изображается Деисус, потому что это акт моления, прощения и наказания. Христос-Судия изображается сидящим на престоле, и к Нему устремляются жаждущие спасения, а за род человеческий ходатайствуют вышеназванные предстоящие. Образ пророка Илии играл большую роль в русской эсхатологии. Взятый живым на небо, пророк Илия всегда воспринимался как святой, непосредственно связанный с Богом и обладавший особой чудотворной силой. По апокрифическим текстам, от его крови, пролитой на жертвеннике, загорится земля перед Страшным Судом. В «Вопросах Иоанна Богослова на Фаворской горе» Илия выступает как обличитель Антихриста, очевидец адских мучений и райских блаженств. Согласно древнерусским представлениям, вознесенный живым на небо Илия записывает там людские деяния, а в Раю сопровождает души праведников, извлекает из геенны грешников. Вспомним о том, что упоминается в Апокалипсисе: во времена Антихриста придут с неба Енох и Илия пророк, и будут они участвовать в том праведном гневе, который устремится на людей. Они погибнут, и только после этого, как мученики, будут вновь восхищены на Небо. Илиинский цикл клейм предстоит Деисусу, то есть Ветхий Завет - Новому Завету, человеческая история - грядущему Царству Господа, земное - Небесному. Пророк Илия связывается с явлением Теофании. 
И, наконец, эта икона уникальной иконографии (с таким расположением клейм и Деисусом) как бы имитирует сам храм с его алтарной частью, местной, храмовой иконой и иконами, которые мы позже видим в иконостасе как праздничные, представляя собою как бы образ храма в храме. Интересная параллель нашей иконе - уже упоминаемые нами фрески диаконника церкви Успения в Мораче, кото­рый подобен отдельному небольшому храму, посвященному пророку Илии. Здесь видим сцены жития в форме перевернутой буквы П вдоль стен и композицию Деисус из трех главных фигур в алтаре. 
Такая удивительная икона создана именно в Пскове, хотя почитание пророка Илии было повсеместным, особенно в северных землях, Новгороде и Пскове. В Новгороде крестные ходы совершались в Илиин день из Софийского собора в церковь Илии на Славно. Псков и Новгород имели много общего, сохранились тексты, связанные с почитанием пророка Илии не в богословском, а в простонародном понимании. Он чтился как "податель дождя", как "плододавец" (чудо с вдовицей - по слову Илии не истощились хлеб и масло), как покровитель скота (кони в Вознесении) и как целитель-чудотворец. Милосердным был пророк Илия, жестокий ревнитель Господний стоял за правду. Он уже и сам изнемог от своего вынужденного жестокого отношения к людям, но, когда можно было, помогал - так исцелил, спас невинного отрока. На нашей иконе милосердие, доброта подчеркнуты. Повествование о "Чуде с вдовицей" соотносится с мягким ликом пророка. 
Плавность линий, постепенность красочной лепки, согласованность цветовых оттенков, смягченность внутреннего строя говорят об определенной художественной направленности псковского искусства на раннем этапе его развития. В дальнейшем этот стиль не утвердится в псковском иконописании, уступив место живописно-экспрессивным, драматичес­ки напряженным образам. Истоки стиля иконы сложны: это рефлексы и домонгольского искусства, тесно связанного с византийским, и романское влияние (например, рисующий черный контур, напоминающий об искусстве витража, столь излюбленного украшения западноевропейского храма). Христианский мир создал искусство, связанное не только темой, но и зачастую отдельньми изобразительньми мотивами. 
Например, в среднике и клеймах нашей иконы изображены цветы: игра процветших кустов напоминает теофорную (Богоносную) купину Моисея (опять мотив уподобления), что мы видим на житийной греческой иконе начала XIII века из монастыря Святой Екатерины на Синае "Моисей получает скрижали Закона на Хориве". 
Вернемся еще к клеймам. В первом клейме ангел является отцу Илии - Саваху. Как серьезен и светоносен лик ангела. Во всей иконе использовано довольно мало красок, и она сильно потерта. То, какая красавица была икона, мы можем только вообразить. Серебристый тон объединил палитру. В Слове на Преображение Ефрема Сирина сказано -"Сыны Света, апостолы, когда поднялись на Фавор, то увидели светозарного Спасителя на горе и сами стали световидными". Эта "световидность" разлилась по всей иконе: она живет в серебрисагом фоне, в голубом, розовом, насыщенном синем... Великолепно сочетание густого розового и синего во всех клеймах, а средник обладает центробежной силой: оттуда как будто разбрызгиваются краски, синий цвет - от Илии пророка, который сидит на голубоватом камне, как на сфере небесной. И голубое, небесное чудесным образом пронизывает все клейма. 
В иконе наблюдаем разнообразие жестов. Благословляющий жест появился в образе Спасителя. Причем разный, по-разному сложены персты и разнообразно их значение. Вообще все жесты пришли в христианское искусство из античности. Так изображались философы, в античных изображениях беседа велась руками - отвержение, возбуждение к вниманию, согласие. Вот пророк взмахом руки обличает неверных - поклонников языческого культа. Одно из красивейших клейм - встреча с вдовицей. Очень нарядное клеймо, плавный, спокойный ритм линий. Во всех клеймах нет никакой экзальтации. Это искусство гармоничное, спокойное, созерцательное, с четким композиционным построением, без лишних деталей. Повествование эпическое. Крупным планом вдовица. Красивый выразительный лик. Жест ее руки - слушающий. Богородица с таким же жестом изображается, принимая Благодатную Весть. Каждое клеймо сжато, лаконично по композиции. Это признак искусства XIII века, где все скупо и в то же время очень выразительно. 
Клеймо - Илия кормит гостеприимную вдовицу и сына ее. В лике отрока настороженность, он изображен не простым отроком, а прикоснувшимся к великой тайне. Илия пророк в интересном иконографическом типе - с поднятыми, как бы благословляющими руками: так изображается Спаситель - "Демиург" - Домостроитель, Мироздатель. Мы как бы присутствуем при рождении оригинальной иконографии, художник проводит параллель между Илией и Христом (тема Евхаристии, подобное уже отмечалось неоднократно выше). 
Иногда бывает так, что в Священном Пи­сании нет детального описания события, а художник для выразительности привносит сведения из других источников и появляется как будто новое решение. Например, четырехконная колесница, на которой возносится Илия на иконах, не упоминается в Священном Писании, но зато упоминается в службе на Илию пророка, и художники взяли этот яркий момент из текста стихиры на «Господи воззвах» еще в те времена, когда были относительно свежи воспоминания об античной квадриге. 
Клеймо - Илия, склонившийся над ребенком. Лик нежный, мягкий и добрый. Противоречивые чувства обуревают вдовицу, на лице сложная гамма ее переживаний. Художник стремится изобразить и покой, и эмоции. С одной стороны, подчеркивается движение -сложный ракурс фигуры вдовы, а арочка архитектурного фона, вторящая линии головы, как бы успокаивает: круглящиеся линии вносят умиротворение в такое драматическое событие, как воскрешение отрока (и ужас, и во­сторг...). 
В следующем клейме Илия и слуга Ахава - Авдий. Он трижды посылается Илией уведомить царя о своем приходе. Наконец Авдий соглашается пойти к Ахаву. Авдий в покорном поклоне, он напуган, мы видим смятение на его лице, а пророк невозмутимо смотрит в пространство - ему ведомо будущее. Напряжение в это событие вносит цветовое решение, акцент - песчаная красная гора. Все монументально, персонажей немного, смотрится четко, емко, выразительно. 
Нигде, ни в одном клейме нет грозного Илии, как обычно видим во многих, особенно единоличных его изображениях. 
Клеймо - Илия обличает царя Ахава. Ахав с черными очами, черными бровями изображен ярким, нарядным. Иудейский царь выглядит как византийский император. В таких одеждах, лоратных (символ императорского достоинства), усыпанных драгоценными камнями, часто изображаются архангелы. Вверху, над императорским троном, изображена лилия, тоже древний знак царской принадлежности. И какой скромный, незаметный здесь пророк Илия. Весь его образ в псковской иконе скорее милостивый, нежели наказующий, потому что он держит заповеданное Ветхим Законом в простосердечной молитвенной сосредоточенности. Вспомним - как слуга, как обычный подданный бежал Илия перед колесницей Ахава. Несмотря на то, что он был великим пророком, он как верноподданный бежит впереди колесницы. Он, ко­торый может огнь свести с Небес и словом затворить Небеса! 
Это смиренность, великая добродетель, и таким Илия изображен на псковской иконе. Смиренным был и суровый обличитель, пророк новозаветный Иоанн Предтеча, мы видим, что в деисусном чине его одежда совпадает по цвету с одеждой Илии пророка (уподобление). 
Очень красив момент в Деисусе: архангелы Михаил и Гавриил держат мерила. Мерило - жезл, посох, но ощущение такое, будто Михаил архангел держит свечу и хочет сохранить пламя от дуновения ветра, того самого "духа хлада тонка", в котором был Господь и которого слушает пророк Илия. 
К нашему сегодняшнему разговору имеет отношение богословское рассуждение преподобного Максима Исповедника: "Слово Священного Писания благодаря возвышеннейшим умозрениям совлекает с Себя всю телесную связь речений, облекших Его, являясь словно в гласе хлада тонка (3 Цар. 19,12) зоркому уму и особенно такому уму, который, совершенно оставив действия естества, может быть охвачен чувством простоты, открывающим Слово Божие: подобное случилось с великим Илией, удостоившимся в пещере Хоривской столь великого видения. "Хорив" толкуется как "знак", и это есть навык в добродетелях, приобретенный в новом Духе Благодати. "Пещера" же есть сокрытость мудрости, таящейся в уме; оказавшийся в ней таинственно ощутит ведение, которое превыше всякого чувства; в ней, как го­ворится, обитает Бог. Всякий, кто, наподобие Илии, подлинно взыскует Бога, окажется не только в Хориве, то есть как предающийся духовному деланию будет обладать навыком добродетели, но и в пещере Хоривской, то есть как предающийся созерцанию окажется в сокрытости мудрости, обретающейся только в навыке добродетели". 

И. С. Родникова. Об иконе "Илья Пророк в пустыне" XIII века из Выбут // Ольгинские чтения (издание храма святого Александра Невского, Псков).

---

Фото аэродрома и IL-76 во время юбилея Псковской десантной дивизии.
Рост Псковской крепости >>>
Слово о Пскове и Псковитянах >>>