Заключительный период древнепсковского искусства - XVII век, 
Ю.П.Спегальский.

Вслед за расцветом в первой половине XVI века последовали тяжелые десятилетия в жизни Пскова. Внутренний кризис, вызвавший падение русской экономики, Ливонская война, осада города привели к небывалому разорению и самого Пскова, и его пригородов. После небольшой передышки, не вернувшей, однако, Пскову прежнего цветущего состояния, началась польская и шведская интервенция, во время которой Псков не только обеднел и обезлюдел, но и полностью выгорел. К 1615 году, когда шведы пытались взять город, он был полупустым. Каменные храмы и палаты разрушились, деревянная застройка стала редкой и бедной. 

Экономический подъем, начавшийся в 20-х годах XVII века, вызвал усиленную эксплуатацию крестьянства и посадских людей, которые в течение долгих десятилетий не могли оправиться от последствий хозяйственной разрухи. Но бедственное положение основной массы населения не мешало, а скорее помогало обогащению наиболее предприимчивых купцов. Псковский посад стал местом невиданных дотоле социальных контрастов. 

Вид Пскова того времени как в зеркале отразил это положение. Среди разреженной и невысокой деревянной застройки, прерывавшейся монастырями, кое-как пережившими разруху, стояли приходские церкви, в подавляющем большинстве еще совсем не старые, но уже обветшавшие, со сгнившими верхами, поросшими травой и деревьями, с обвалившейся штукатуркой, покосившимися крестами и запущенными кладбищами. На местах, где раньше стояли гостиные и другие казенные дворы, простирались обширные заросшие пустыри. И только кое-где появились совершенно новые, еще пахнувшие смолистым деревом, дворы «больших» псковских «гостей», занимавшие каждый по нескольку обычных дворовых мест, а на них высились огромные здания с тремя каменными этажами и двумя деревянными над ними. Эти обиталища богачей были выше церквей, они господствовали над всей застройкой посада. О них могут дать представление сохранившиеся до наших дней Солодежня, палаты Поганкиных и наиболее старые из палат, принадлежавших Меншиковым. 

Солодежня (улица Гоголя, 42) — остатки богатого жилого здания первой трети XVII века. Название «Солодежня» здание получило в XIX веке, когда оно, уже значительно измененное, без верхних этажей, использовалось для производства солода. Кто именно его построил и был его первым хозяином — неизвестно. 

Как показало исследование, каменная часть здания первоначально имела еще один этаж, который был сломан, по всей вероятности, в XVIII веке. В свое время оба нижних каменных этажа, дошедшие до нас, служили для хранения товаров и наиболее ценного имущества. В нижнем этаже находились подклети, где держали менее ценное имущество и такие товары, как, например, кожи, сало, мед, вина. 

Массивные своды, железные двери и ставни на немногочисленных окнах, служивших главным образом для проветривания, предохраняли подклети от пожара, а решетки в окнах — от ограбления. Во втором этаже находились клети, в которых хранились меха, ткани, платье, ковры, оружие, богатые сосуды и другие ценные принадлежности праздничного стола, ювелирные изделия,— одним словом, то, что должно было храниться под рукой. Все это развешивалось по «грядкам» — длинным жердям, подвешенным к потолку, и раскладывалось по сундукам. 

Кроме клетей во втором этаже имелись сени, пройдя через которые и поднявшись по лестнице, устроенной в толще наружной стены, можно было попасть в третий этаж. 

Этот этаж весь состоял из повалуши — зала, где собиралась вся семья для общих дневных занятий и трапез, для приема гостей, пиров и развлечений. Повалуша была весьма обширной. Часть ее занимали укрепленные в полу столы, а другая, вероятно большая, оставалась свободной. Пол повалуши был деревянным, потолок— тоже, с открытыми балками. Высота ее составляла около 3 метров, а площадь—не менее 300 квадратных метров. Повалуша была освещена довольно большим количеством окон, выходивших на все четыре стороны, и обогревалась печами, облицованными зелеными изразцами. Вокруг всех четырех стен стояли деревянные лавки с врубленными в пол ножками. 

К стене повалуши, обращенной к двору, примыкала лестница, по которой поднимались в деревянный этаж. Он делился на три части: посередине — сени, а по сторонам сеней — спальные горницы. Горницы, обращенные к улице, предназначались для мужской части семьи, а к двору — для женской. На каждой половине, видимо, было по две горницы. Над ними, по обыкновению даже у не особенно богатых людей, располагались еще холодные летние спальни—сенники, вышки и чердаки. Надо полагать, что в богатых домах при покоевом этаже, его сенях и вышках строили еще и гульбища, то есть балконы. 

Во второй половине века, в связи с изменениями в обычаях, происшедшими в среде богатых посадских людей, одно из складских помещений второго этажа Солодежни было переоборудовано в палату для пиров, а повалуша с этого времени стала лишь местом для увеселений. В связи с этой переделкой несколько изменилось крыльцо, а широкое гульбище над ним еще более увеличилось. 

Знаменитые Поганкины палаты (улица Некрасова, 3) — один из самых широко известных памятников гражданской архитектуры Пскова. 

Здание это совершенно исключительно. Построивший его человек (возможно, что то был купец Сергей Поганкин или его отец Иван) был не только очень богат, но и расчетлив и тщеславен. Далеко идущая и твердая расчетливость чувствуется во всем. Поганкин не только скрупулезно, в деталях продумал план и устройство своего дома, но и придирчиво следил за тем, чтобы строители неукоснительно выполняли его требования. Надо полагать, по его желанию весь низ здания до определенного уровня был сложен из крепчайшей «дикой» плиты, не боящейся ни сырости, ни мороза, в то время как выше в кладке едва ли можно найти хоть одну такую плитину,— она вся сложена из менее прочной пористой белой известняковой плиты, легче поддающейся обработке. Ни один из других псковских купцов, владельцев богатых палат, не оставил подобного свидетельства о непреклонном желании сделать свое жилище несокрушимым. 

Поганкины палаты — единственное из богатых жилых зданий XVII века, где найдены следы производственной мастерской. В этой мастерской работали запертые под замком и находившиеся под неусыпным контролем наемные или кабальные люди, перерабатывавшие сырье и, несомненно, оставлявшие в руках хозяина огромную прибыль. Это говорит о необыкновенной предприимчивости Поганкина и его изобретательности в поисках источников наживы. Возможно, что помещения мастерской не случайно устроены на месте клетей: Поганкин не желал подавать пример менее хитроумным конкурентам и держал свое предприятие в тайне. 

Но если Поганкин старался скрывать какие-то из источников своего дохода, то богатством своим он кичился без меры, и палаты его красноречиво свидетельствуют об этом. Он держался не как купец, а как боярин. Помещения для приема гостей в его палатах разделены на две половины — мужскую и женскую, что тогда ни одному из псковских купцов, по всей вероятности, не могло даже прийти в голову. Вряд ли даже у бояр, по крайней мере живших в Пскове, были такие сени, как у Поганкина. Эти сени состояли из трех палат—средней парадной, ничем не занятой, и двух боковых подсобных, в одной из которых располагались отхожие места и чуланы, а в другой — широкие ниши, вероятно для киотов с иконами: перед ними молились пришедшие в дом. 

Впервые в Пскове в купеческом жилище, по примеру жилищ бояр и, быть может, богатейших московских «гостей», повалушу заменили два помещения — особая палата, предназначенная только для пира, и отдельная палата для развлечений. Вентиляционные каналы в стенах палат для приемов гостей на обеих половинах свидетельствуют о том, что Поганкин собирался принимать столько людей, что им могло стать душно даже в таких обширных помещениях. 

Быть может, Поганкин объединил в своей постройке в один объем и собственное жилище, и жилище еще кого-то из самостоятельных членов его семьи (скорее всего, старшего сына), а заодно и две поварни, именно потому, что хотел, чтобы его палаты превосходили до размерам грандиозные палаты псковского воеводы, стоявшие на берегу Псковы. 

Нет сомнения в том, что палаты Поганкнных были построены так, чтобы богатством композиции и декора ни внутри, ни снаружи не уступать не только купеческим, но и боярским жилищам. Снаружи палаты украшали два каменных крыльца. Еще больше декоративности придавали им расположенные над каменными этажами деревянные хоромы. Любимым приемом псковских строителей XVII века было выявление контраста между массивным, лишенным украшений низом и изукрашенным легким верхом. Есть все основания думать, что этот эффектный прием был использован и в данном случае, настолько он соответствовал внутренней структуре этого здания. 

От внутреннего убранства палат оставались к нашему времени лишь обломки печных изразцов из приемных парадных залов, найденные в 1902—1903 годах. По ним удалось восстановить вид двух печей. Их особенность—броскость рисунка и резковатая контрастность расцветки—свидетельствует о глубокой продуманности внутреннего убранства парадных залов. При их больших размерах и сравнительно слабом освещении печи с более мягким декором не могли бы достаточно выделяться в композиции интерьера. 

Двор Поганкиных был окружен каменной стеной с каменными же воротами, сохранявшимися еще в первой половине XIX века. На дворе, разумеется, находилось еще немало подсобных построек, но о них пока еще нет определенных данных. Сравнительно хорошая сохранность самих палат объясняется тем, что с прекращением рода Поганкиных в начале XVIII века они перешли в распоряжение государства и в течение XVIII—XIX веков использовались для казенных надобностей, причем после сломки верхних этажей и ремонта в 1748 году их уже не переделывали до 1902 года, когда они были приспособлены под музей, который располагается там и поныне. 

В 1944 году немецкие фашисты пытались уничтожить палаты. Огромной силы взрыв нанес им большие повреждения. Теперь здание в основном восстановлено, но реставраторам предстоит еще приложить немало труда, для того чтобы обеспечить сохранность этого уникального памятника псковской архитектуры. 

Типичный образец жилища богатого псковского купца первой половины XVII века — наиболее старые, так называемые первые палаты Меншиковых (Советская улица, 50). 

В них уже не было повалуши. Введенное Поганкиным новшество — отдельные помещения для пира и особые для развлечений — богатые псковские купцы оценили положительно, и с тех пор повалуши устраивались только в домах небогатых посадских людей. 

Особенность первых палат Меншиковых—наличие дворов и входов в сени с обеих сторон. С западной стороны у крыльца было каменное гульбище, открытое во двор большими проемами. Над восточным крыльцом располагалось деревянное гульбище, на которое выходили из сеней верхнего каменного этажа. Общий вид здания, несмотря на его живописные крыльца, гульбища и верхние деревянные этажи с их вышками и, по всей вероятности, тоже с гульбищами, был все же довольно суровым и подавляющим. Такой характер придавали ему широкие поверхности огромных мощных стен с небольшими оконными проемами, снабженными железными ставнями с тяжелой оковкой. 

Это, очевидно, не понравилось младшему Меншикову, который пристроил к старым палатам вторые. Как видно по постройке, он был человек щедрый, с размахом и любил показать свое богатство и щедрость. На то, чтобы как можно пышнее обставить свою жизнь, а главное — встречу и прием гостей, он не жалел денег. Палаты были украшены раскинувшимся на полдвора двухвсходным крыльцом и богато орнаментированными оконными наличниками. Особенно затейливый вид придан окнам тех помещений, в которых пировали и веселились гости. 

В противоположность Поганкину Меншиков не проявил заботы о том, чтобы его семейное гнездо сохраняло прочность на долгие времена. Плита, из которой строились его палаты, была разной: в ней попадались и крепчайшая «дикая», и мягкая «беленькая», и обыкновенная сухая пористая плита, и даже «калашник», совершенно не годный для строительного дела. Каменщики, поняв, что хозяин заботился больше всего о внешней эффектности постройки, порой бессовестно обманывали его. Сложные детали наружных украшений они иногда вырезали из «калашника», мягкого, как высохшая глина, хотя прекрасно знали, что этот материал в скором времени рассыплется. Как удалось заметить, они вместо забутки в одном месте засыпали всю толщу стены палат землей. 

Компоновка вторых палат Меншикова весьма характерна. Нерасчетливо широкие входные сени заняли треть этажа, а слева от них еще одну треть отняли домашние проходные сени, так что места для клети уже не осталось и сундуки, вероятно, загромождали проходные сени домашней половины. Все же остальное имущество хранилось неизвестно где,— быть может, даже в соседнем, более старом здании. Сени, несмотря на большую площадь, не получились парадными: их портили отхожие места, занявшие почти всю переднюю стену. К тому же оказалось невозможным хорошо осветить их окнами. 

Но зато для гостей все было удобным. Направо от входных сеней разместили столовую палату. Ее, в отличие от домашней половины, устроили очень продуманно, со всем комфортом. Внутристенная лестница соединяла ее прямо со двором, где находилась поварня, а также с погребом. Для потех после пира отводились две обширные палаты в самом верхнем каменном этаже, занимавшие две трети его площади. Потешные палаты, конечно, имели выход на широкое деревянное гульбище, устроенное над крыльцом. Верхний каменный этаж, как и в предшествовавших зданиях, перекрывался уже не сводами, а деревянным потолком. 

Судя по найденным остаткам, внутренняя отделка приемных помещений была богатой. Стол в столовой палате располагался «покоем» (в форме буквы «П», по трем ее сторонам), близко к окнам, так что, когда он бывал накрыт и уставлен сосудами, они блистали под лучами солнца, падавшими из окон. Гости сидели на лавках спиной к окнам и простенкам, видя перед собой всю палату и всех входивших в нее. Вечером палата освещалась паникадилами, которые были подвешены к пяти кольцам, укрепленным в своде. У глухой стены по одну сторону входной двери стояла изразцовая печь, а по другую — большой, от пола до свода, киот с иконами. Потешные палаты были совершенно свободными, лишь лавки шли вдоль их стен да в одном из углов каждой палаты стояла великолепная, богато орнаментированная и расписанная цветными эмалями печь. 

Надо полагать, что, стеснив в угоду своим гостям домашние помещения в нижних каменных этажах, Меншиков все же не поскупился на то, чтобы сделать деревянный верх удобным и вольготным, поместив при горницах просторные гульбища, вышки, чердаки и сенники. В то же время обработка деревянных хором не могла не соответствовать наружной декорации каменного низа. Без сомнения, эти деревянные хоромы отличались от обычных псковских хором, даже самых богатых, более сложной композицией и более щедрой декоративной обработкой. 

Около начала XVIII века Меншиковы обеднели. Их палаты (вернее, их верх и деревянные этажи) горели, потом перешли в казну. Третий (каменный) этаж был сломан, и все оставшееся до неузнаваемости перестроено. 

Примерно в таком же состоянии дошли до нас и палаты Русиновых (улица Карла Маркса, 10). Однако их двор сохранил кроме главного еще два подсобных здания. Этим палатам тоже недостает одного каменного этажа, в котором были, видимо, две большие потешные палаты и проходные сени, и верхних деревянных хором, куда поднимались через верхние сени по внутристенной каменной лестнице. Крыльцо палат, вероятно, было «на отлете». 

По общему замыслу внутренней компоновки палаты Русиновых напоминали вторые палаты Меншиковых, во их хозяин проявил при строительстве гораздо большую расчетливость. Входные сени он сделал маленькими и из-за этого темными (места для окна не хватило), помещение влево от сеней, которое у Меншикова было проходным, он перегородил, отделив в нем две клети. В третьем (каменном) этаже он получил возможность наполовину уменьшить проходные сени. 

Удачной и интересной была компоновка двора. На довольно тесную переднюю часть его выходили с трех сторон каменные здания, два из них — с крыльцами и деревянными верхами, а задняя часть двора, сильно расширяясь, давала достаточно простора, необходимого для хозяйственных надобностей. 

Чрезвычайно интересными зданиями этого периода развития псковской архитектуры были палаты, принадлежавшие в XVIII—XIX веках купцам Подзноевым. (улица Некрасова, 3/5), и палаты в Волчьих ямах близ Гремячей горы. 

Палаты Подзноевых, от которых остались лишь развалины, интересны своей необычной компоновкой, сохранявшей некоторые черты компоновки монастырских палат XVI века и даже более старых русских хором. В технических приемах этого здания — тоже отзвуки XVI века. Как и все богатые жилые здания начального периода развития псковской гражданской архитектуры XVII века, оно было очень высоким, с тремя каменными этажами, над которыми высились еще деревянные этажи. 

Палаты в Волчьих ямах теперь также в развалинах и полузасыпаны грудами щебня. Вероятно, они будут в ближайшие годы реставрированы и тогда станут доступными для осмотра. Палаты эти, пожалуй, наиболее ранний пример очень богатого жилого здания с двумя каменными этажами и с каменными сенями при деревянных горницах в третьем этаже. Такой прием применялся потом неоднократно, он был удобен в противопожарном отношении, а это имело тогда серьезное значение. Так были скомпонованы третьи палаты Меншнковых, которые были построены рядом с первыми и вторыми палатами, и многие другие богатые жилые здания Пскова. 

Примерно с 60-х годов XVII века непомерно резкий контраст между богатыми палатами и всей остальной застройкой смягчился. Даже самые богатые люди перестали строить жилые здания с тремя каменными этажами, ограничиваясь лишь двумя. 

К тому времени положение русского купечества, в; том числе и псковского, укрепилось, его богатства охранялись аппаратом государства. Псковское восстание, вызванное обострением классовых противоречий, прошло, не задев купцов, кроме Емельянова, чья спекуляция хлебом явилась непосредственной причиной вспышки народного гнева. При этом псковские купцы могли наглядно убедиться, сколь бесполезными оказались перед лицом разъяренной толпы народа их клети и подклети со сводами, железными решетками, ставнями и дверями. 

С тех пор псковские купцы уже не старались сосредоточить все свои ценности в нижних этажах собственного жилища, а стали держать их и в отдельных складских помещениях. В то же время среднее купечество и даже посадские люди со сравнительно невысоким достатком в условиях укрепления экономики начали строить себе каменные дома, каждый, разумеется, по своим возможностям — от двухэтажных каменных палат до небольшой подызбицы. Типы зданий, их величина и планировка стали еще более разнообразными. К сожалению, от многочисленных построек небогатых посадских людей осталось очень мало: из-за небольшой величины и меньшей массивности они легче поддавались уничтожению и много их погибло в сравнительно недавнее время. 

К началу этого нового периода в развитии псковской гражданской архитектуры относились третьи палаты Меншиковых (улица Некрасова, 10). В XIX веке их без всякого к тому основания прозвали «домом Марины Мнишек». От всех предшествовавших жилых палат их отличала крайняя миниатюрность, причем в них были и сводчатая столовая палата, и перекрытая потолком потешная палата, в которую из столовой переходили по каменной лестнице, и подклеть, и клеть,— словом, все, что было в прежних богатых зданиях, но в минимальном количестве и крайне малых размеров. Окна были снаружи украшены наличниками—очень простыми, но тем не менее эффектными. Над крыльцом помещалось гульбище — такое же, как в ранее построенных вторых палатах Меншиковых.  >>>

Спегальский Ю.П. 
Сокровища древней архитектуры # Достопримечательности Псковской области. Л., 1987. #